"В длинные вечера здешней ранней весны, почему-то похожей на нашу позднюю осень, на улицу никого не тянет, в гостиных пресс-кемпа, в его читальнях, в баре между нами и зарубежными коллегами возникают беседы и споры. Иногда острые, но чаще добродушные.
В этих спорах нашим боевым слоном неизменно является Даниил Краминов, хорошо знающий зарубежных коллег и условия их работы.

– Вот я в своей газете могу обругать любого сенатора либо конгрессмена, и мне ничего не будет, – шумит представитель херстовского агентства. – А вы можете?

– Можем, ругаем и министров. У нас есть государственный лозунг – самокритика нужна нам, как воздух, как вода.

– Я могу выйти на площадь перед Белым домом и сказать во всеуслышанье: «Трумэн – дурак». А вы?

– Я тоже могу выйти на Красную площадь и сказать: «Трумэн дурак», – отвечает Семен Нариньяни.

– А можете вы сказать это о Сталине?

– Не можем, это было бы клеветой. Он такого названия не заслуживает. А клевета в печати у нас – уголовное преступление.

После этого скрещения шпаг остроумия включается в разговор Даниил Краминов. Улыбаясь, он спрашивает:

– А вот своего босса, сенатора или депутата, с которыми ваш босс дружит и на которых ориентируется, сможете вы обругать? Ну? Вас напечатают? А если напечатают, что с вами потом произойдет?

Наступает пауза. Наши западные коллеги переглядываются. Здесь любят остроумие, ценят едкое слово и, что особенно приятно, умеют посмеяться и над собой. На этот вопрос Краминова никто предпочитает не отвечать."