Всякому, кто знаком с современным левым движением России, известен такой парадокс: это движение весьма малочисленно, однако состоит из огромного множества самых разных организаций. Все эти группы (под самыми «яркими» и эпатажными названиями, типа «Движения сопротивления имени Петра Алексеева») проводят бесчисленные акции протеста против всего, чего угодно. Их активистам кажется, что «левак» должен всегда вступаться за всех «униженных и оскорбленных». Левые взгляды во многих случаях основаны лишь на эмоциях отторжения несправедливости существующего бытия и глубоко не осмыслены. Теоретическая подготовка иногда отрицается полностью, учиться коммунизму желания нет. «Зачем, ведь понятно, сейчас плохо, а должно быть хорошо!», «Все начальники сволочи!»-такие бессмысленные выкрики составляют всю идеологию подобных движений. Не редкость в этой среде и коллективные попойки по случаю революционных праздников или просто «громких» акций. Неудивительно, что политическая деятельность при таких условиях воспринимается как хобби и угасает вместе с юношеским максимализмом. Повзрослевший левак с усмешкой вспоминает свои махания флагом и крики про «буржуев».
Такие люди были всегда, в том числе и 100 лет назад в партии большевиков, осуществившей Октябрьскую революцию. В ходе прямых вооруженных столкновений с наемниками капитала от таких «поверхностных коммунистов» часто была несомненная польза – их решительность и отвага здесь были как раз кстати. Однако позже, в ходе созидательной деятельности по строительству социалистического общества, нежелание учиться приводило к трагическим итогам и для самих «леваков», и для других людей.
Ярким примером того, к чему приводит наличие невежд в коммунистической партии, является судьба Народного комиссара внутренних дел СССР в 1936-38 гг., Николая Ежова.
Путь в Кремль для Николая Ивановича начался со знакового для того времени поступка – 5 мая 1917 года он вступил в партию большевиков. Это было время, когда ряды набиравшей популярность РСДРП(б) росли стремительно (февраль 1917 г.-23 тыс.членов, октябрь того же года -350 тыс.). В этих условиях партию не могли не пополнить люди, имевшее весьма слабое представление о марксизме, понимавшие коммунизм как «уничтожение буржуев и раздел их имущества». Позднее это приведет к печальным последствиям.
Молодой партиец Ежов с энтузиазмом включился в работу, которую вели большевики Витебска. Главной задачей для местного отделения партии была пропагандистская работа в массах – распространение газет и листовок, организация митингов и вооруженных отрядов Красной гвардии. Именно на партийной работе раскрылось административное и ораторское дарование молодого большевика. Вот как описал одно из его выступлений большевик В.С. Романовский: «По тому, как Ежов говорил, понял я нутром, сердцем, что меньшевики – это та погань, которую надо вышвыривать, нам, рабочим, из своих рядов».
Однако слабое здоровье Николая Ивановича, подорванное тяжелым ранением, дало о себе знать, он заболел, попал в госпиталь и вскоре был уволен в отпуск по болезни сроком на шесть месяцев. Получив отпуск, Ежов отправился в Вышний Волочок, куда из голодного Петрограда перебрались его родители. Отдохнув и поправив здоровье, Ежов устроился работать на бывший стекольный завод Болотина, где и проработал до весны 1919 года, когда по партийной мобилизации был призван на фронт, став политруком 2-й базы радиотелеграфных формирований в городе Саратове. Здесь слесарю Ежову пришлось столкнуться с незнакомой ему деятельностью, поэтому все свое свободное время молодой политрук посвящал изучению радиодела.
С окончанием Гражданской войны партийная работа была для Николая более перспективной. Он демобилизовался из армии и стал профессиональным партийным функционером. Перспективного работника заметили в Москве, и вскоре он получил новое назначение: стал секретарём Марийского обкома партии.
Приехав в Марийскую область, Ежов столкнулся с целым комплексом проблем. Народное хозяйство области было разорено войной. Дело осложнялось внутренней борьбой между марийцами и русскими за главенство в обкоме. Свою основную задачу Ежов видел в борьбе с голодом в крае. С этой целью он создает ревизионную комиссию для проверки областного продовольственного комитета. В ходе проверки вскрылись факты хищений продовольствия в особо крупных размерах, к которым был причастен член президиума облисполкома И.А. Шигаев и другие высокопоставленные чиновники, оказавшиеся, как и он, под следствием. Члены бюро обкома не остались в долгу и обвинили самого Ежова в «семейственности», ведь вместе с ним работает его жена А.А. Титова. Поняв, что в такой обстановке невозможно работать, Ежов пишет письмо в ЦК с просьбой предоставить ему другую должность. В результате рассмотрения письма Ежова Оргинструкторский отдел ЦК постановил укрепить Марийский обком проверенными большевистскими кадрами, что позволило прекратить вражду на национальной почве, а Николая Ивановича ждало новое назначение – в Семипалатинск.
Став секретарем Семипалатинского губкома, Ежов быстро разобрался в ситуации. Вот как отзывался о работе Ежова ответственный секретарь Киробкома Г.М. Дунаев: «Безусловно, на своем месте стоит тов. Ежов – секретарь Семипалатинского губкома, сумевший сплотить вокруг себя все здоровые силы организации, совершенно разложенной политикой старого секретаря».
В 1929 году Николай Иванович был назначен заместителей по кадровой работе наркома земледелия. Ежов вспоминал позднее: «вопрос о моем назначении был решен против моего желания. Я пришел в секретариат Сталина и стал просить о приеме, мне отказали. В это время вошел Сталин. Видя, что я ругаюсь в секретариате, он пригласил меня к себе в кабинет, где и состоялась беседа. Он меня пожурил за мое нехорошее поведение и сказал, что бы я работал». И Ежов, как и всегда, отдал всего себя новому делу. Он занимался не только подбором высококвалифицированных кадров для сельского хозяйства, но и пытался улучшить профессиональное образование. В то время, многие учебные заведения, готовившие работников сельского хозяйства, совсем не имели материально-технической базы, для должной подготовки специалистов. Николай Иванович лично доставал необходимые материалы и пособия. Исполнительного работника, во всем неизменно следовавшего линии партии, руководство решило выдвинуть на более высокие и ответственные посты. В трудные годы индустриализации и коллективизации были востребованы именно такие кадры: пусть слабо разбирающиеся в теории, зато надежные в плане проведения практической политики. В 1934 на XVII съезде партии Николай Ежов был избран членом ЦК ВКП(б) и членом Оргбюро.
1 декабря 1934 года в Смольном был убит Сергей Миронович Киров. Вечером того же дня в составе специальной партийной комиссии в Ленинград выехал Ежов. Во внутрипартийной борьбе тех лет Ежов был верным сторонником Сталина, однако, как и многие другие члены партии, поддерживал сталинский курс не в силу осознания его марксистского характера, а по причине личной преданности, искренней веры в сталинский гений. В последующие почти два года основной нагрузкой Ежова стала работа именно по линии ОГПУ.
В 1935 году руководством ВКП(б) было решено провести чистку рядов партии, органом, направляющим чистку должен был стать новообразованный Отдел руководящих партийных органов (ОРПО), заведующим котором был назначен Ежов, освобожденный от руководства Промышленным отделом. К сожалению, во многих случаях местные органы подошли к проведению чистки, с позиции «стахановского» соревнования – чем больше исключенных, тем лучше. Это привело к тому, что наряду с людьми непорядочными, были исключены и нужные, квалифицированные кадры, в чем была вина и Ежова, привыкшего обвинять огульно всех подряд в силу свой исполнительности (в данном случае, ложно понятой).
28 февраля 1935 года Ежов был назначен председателем Комиссии партийного контроля, что давало ему возможность не только следить за ходом партийной чистки, но, рассматривая жалобы, поступавшие в комиссию от граждан, выявлять экономические преступления, злоупотребления властью и тому подобное.
Между тем оппозиция в партии перешла в контрреволюционное террористическое наступление. Одним из организаторов ликвидации антисоветского подполья стал Н.И. Ежов. Террор проводился против переродившихся в реальные подпольные антигосударственные организации, антипартийных группировок (групп Троцкого, Бухарина, Зиновьева и т.д.). В 1920-е эти бывшие руководители ВКПб пытались навязать партии неверную политику. Так, они выступали против необходимой СССР ускоренной индустриализации (Бухарин), утверждали, что социализм в одной стране невозможен (Троцкий) и др. Угроза СССР была реальна — отвергнутые партией деятели пошли на все ради возвращения себе власти, в том числе на организацию террористических актов (убийства Кирова, Менжинского), диверсий (взрывы на шахтах Кузбасса в сентябре 1936 г. и мн. др.), а также на сотрудничество с буржуазными государствами и их разведками (Троцкий, находясь в эмиграции, открыто согласился сотрудничать с Комитетом по расследованию антиамериканской деятельности, занимавшемся борьбой с «коммунистическим влиянием»). Теперь уже всем доступна информация, что репрессированы были вовсе не «миллионы», а около 600 тыс., и в большинстве своем заслуженно. Однако пострадало тогда и большое количество честных коммунистов и просто невинных граждан.
Первый судебный процесс часто называемым началом «большого террора» был открыт 19 августа 1936 года, когда Ежов еще не был наркомом. Однако впоследствии и его припишут «железному» наркому, которым Ежов станет только в конце 1936 года.
«Все старые кадры пойдут побоку, пройдет один или два тура смены всех людей, чтобы от старых кадров совершенно освободиться»,- отметил в разговоре с одним из товарищей Ежов. Так и произошло – смена кадров на производстве, в армии, в партии. Но наряду с этим было множество перегибов, вызванных чрезмерным рвением работников на местах. Новый нарком с энтузиазмом включился в работу по уничтожению врагов народа, как действительных, так и мнимых.
Вот как об этом периоде вспоминал позднее В.М. Молотов, в беседе с журналистом Ф. Чуевым:
«Я считаю, что мы поступили правильно, пойдя на некоторые неизбежные, хотя и серьезные излишества в репрессиях, но у нас другого выхода в тот период не было, тогда бы у нас во время войны была бы внутренняя такая драка, которая бы отразилась на всей работе, на самом существовании Советской власти (…) тот террор, который был проведен в конце 30-х годов, он был необходим. Конечно, было бы, может, меньше жертв, если бы действовать более осторожно, но Сталин перестраховал дело — не жалеть никого, но обеспечить надежное положение во время войны и после войны (…) Сталин, по-моему, вел очень правильную линию: пускай лишняя голова слетит, но не будет колебаний во время войны и после войны (…) 1937 год был необходим, если учесть, что мы после революции рубили направо — налево, одержали победу, но остатки врагов разных направлений существовали, и перед лицом грядущей опасности фашистской агрессии они могли объединиться. Мы обязаны 1937 году тем, что у нас во время войны не было «пятой колонны». Ведь даже среди большевиков были и есть такие, которые хороши и преданны, когда все хорошо, когда стране и партии не грозит опасность. Но если начнется что-нибудь, они дрогнут, переметнутся (…) пострадали не только ярые какие-то правые или, не говоря уже, троцкисты, но пострадали и многие колебавшиеся, которые нетвердо вели линию и в которых не было уверенности, что в трудную минуту они не выдадут, не пойдут, так сказать, на попятную (…) конечно, переборщили, но я считаю, что все это допустимо ради основного: только бы удержать власть».
Думается, что подобные мысли были и у Николая Ивановича. Трагедия 1937 г., когда пострадало много невинных людей — следствие вредительства или злоупотребления служебным положением работников партии и НКВД. И Ежов стал одним из главных виновников этого явления.
«Даже став кандидатом в члены Политбюро, он по взглядам и представлениям остался таким же каким был в 1917 г., когда солдатом вступал в ряды революционной партии. Инстинктивное недоверие простого человека ко всем кто имеет власть давало ему возможность вначале эффективно руководить огромным карательным аппаратом. Но чем больше он вникал в суть политических событий, тем больше он укреплялся в самом примитивном выводе о власть имущих, который и в наше время разделяют большинство живущих на зарплату,-«стрелять их всех надо.» Чем дальше, тем больше Н. И. Ежов раскручивал механизм репрессий и чем дальше, тем больше генеральный комиссар государственной безопасности становился похож на тех с кем искренне хотел бороться ради интересов трудящихся».-пишет исследователь Пискун в труде «Термидор в СССР».
Ситуацию усугубили и личные пороки Ежова, склонность к пьянству и сексуальным «подвигам». Позже, в ходе следствия по делу Ежова выяснилось, что с 1934 он сотрудничал с германской разведкой, которой попался на удочку во время пребывания в венском санатории, при позорных для коммуниста обстоятельствах. «На третьей неделе своего пребывания в санатории я вступил в интимную связь с медицинской сестрой, имени которой не помню. В первую ночь все обошлось благополучно, но в следующее ее дежурство в комнату неожиданно вошел доктор Энглер, который застал меня в непристойном виде с медсестрой и поднял скандал. Он немедленно вызвал сестру, та с криком выбежала из комнаты, а Энглер стал на ломаном русском языке объясняться со мной».
Он заявил: «Такого скандального случая у нас в санатории еще не было, это вам не дом терпимости, вы портите доброе имя нашего санатория. Здесь имеются ученые всего мира, а вы такие дела делаете. Придется вам выписаться из санатория, а мы доведем до сведения наших властей об этом безобразном факте. Я не ручаюсь, что эта скандальная история не появится в печати».-из показаний Н.И.Ежова на следствии. Далее последовало предложение работать на немецкую разведку, сотрудником которой был доктор Энглер. Опасаясь разоблачения и публичного позора, Ежов согласился. Так распущенность привела честного человека в ряды изменников Родины, хотя сам Ежов утверждал, что не сообщал германской разведке ничего особо важного. При этом надо отменить, что данные обстоятельства вербовки стали известны только из показаний самого Ежова. А он вполне мог специально рисовать эти обстоятельства карикатурными, чтобы суд не поверил в его виновность.
Распоясавшегося наркома постепенно лишали части полномочий, сначала назначив его по совместительству наркомом водного транспорта.
Ежов всеми силами пытался успеть руководить двумя наркоматами. Именно тогда И.В. Сталин назначил наркому нового заместителя Л.П. Берию. Первым делом новый заместитель занялся кадровой чисткой. Впоследствии было осуждено и расстреляно 20 тыс. работников НКВД ежовского периода, уличенных в злоупотреблениях властью и прямом вредительстве путем репрессий против невиновных людей.
Ежов уже ничего не мог сделать для того, что бы спасти своих друзей от волны арестов, прокатившихся по НКВД. В это время бывший заместитель Николая Ивановича по ОРПО Г.М. Маленков написал письмо на имя И.В. Сталина, в котором обрисовал перегибы работы Николая. Как выяснилось, почувствовав вкус власти, Ежов расправлялся не только с преступниками, но и со своими личными врагами.
10 апреля 1939 года сталинский нарком Ежов был арестован. Следствие длилось несколько месяцев. До самого 4 февраля 1940г., дня своего расстрела, бывший нарком внутренних дел сохранил веру в свою невиновность (кроме нескольких «случайных ошибок») и веру в Сталина.
Из Последнего слова Н. И. Ежова на судебном процессе, 3 февраля 1940 г.:
«Я прошу передать Сталину, что я никогда в жизни политически не обманывал партию, о чем знают тысячи лиц, знающие мою честность и скромность. Прошу передать Сталину, что все то, что случилось со мной, является просто стечением обстоятельств и не исключена возможность, что к этому и враги приложили свои руки, которых я проглядел. Передайте Сталину, что умирать я буду с его именем на устах». («Совершенно секретно», №4, 1992 г.)
Авиаконструктор Яковлев, относившийся к числу людей, которые пользовались доверием и расположением Сталина, вспоминал, как на одном из ужинов Сталин заговорил о повсеместной нехватке хороших работников, присовокупив к этому: «Ежов — мерзавец! Погубил наши лучшие кадры. Разложившийся человек. Звонишь к нему в наркомат — говорят: уехал в ЦК. Звонишь в ЦК — говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом — оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Много невинных погубил. Мы его за это расстреляли».
Мы не собираемся присоединяться к буржуазной демонизации личности Н.И.Ежова. На определенном этапе это был искренне преданный советской власти человек, сделавший немало для строительства социализма. Однако чувства справедливости и преданности слабо понятой идее недостаточно для того, чтобы быть коммунистом. Человек, имеющий партбилет, но плохо осознающий, что такое коммунизм, не понимающий необходимости марксистского образования и постоянной самодисциплины (эти два фактора во многих случаях тесно связаны между собой), может помимо своей воли стать врагом народа и революции.
Если современные коммунистические организации не хотят вырастить в своих рядах новых «честных врагов народа», им нужно учить своих активистов коммунизму не на словах, а на деле.
Источник |
