«...В семь-восемь лет я был безусловным антисталинистом, человеком, который много чего понимал. И что ещё было для меня очень важным, как ни странно, — когда меня отдали в детский сад, нас всей группой повели на завод. И когда я увидел завод, я сказал сам себе, — мне было шесть лет, меня поздно отдали в детский сад, — я сам себе сказал, что никогда здесь работать не буду.
...конечно, в детстве меня учили музыке, ко мне домой приходил учитель. Сестра училась в музыкальной школе, а ко мне просто приходил учитель, и я занимался на фортепиано. И преподаватель языка приходил, а потом, повзрослев, я стал ездить на занятия сам. У меня, конечно, было счастливое детство, которое было не у всякого советского ребёнка, поскольку моей бабке вернули все её регалии. Это была вполне обеспеченная советская семья в большой квартире, и так далее.
...моя бабка была совершенно несдержанным человеком, а именно она меня больше воспитывала, потому что родители работали. Бабка была скорой на язык и не умевшей ничего скрывать. Но при всем при том она была коммунисткой. То есть, она была не сталинского разлива, а скорее ленинского, культурного.
...У меня это вошло в привычку (в СССР, в 67-м году!), — вошло в привычку читать иностранные журналы и газеты, что я делаю по сей день.
...В науку попал случайно, потому что после окончания МГИМО меня брали на военно-дипломатическую работу, но не в МИД, а военным атташе в Потсдам, поскольку у меня первым языком был немецкий. ...Но я не хотел идти ни на какую военно-дипломатическую работу, и пошёл в аспирантуру. Это был способ уйти куда-то на обочину, быть свободным, ничего не делать.
...Первую свою работу я написал в 22 года: «Философия истории Чаадаева». Конечно, это работа не научная, это ерунда, но это — первое прикосновение к тому, чем я занимаюсь. И параллельно, что было для меня тоже очень важно — я уже в 18–19 был абсолютным антисоветчиком, антикоммунистом, хотя лет до 18 я еще Ленина любил, меня так бабушка воспитала. Мы в МГИМО создавали подпольные кружки, готовили убийство Брежнева, но не я должен был убивать.
...однажды захватили радиостанцию МГИМО, это было на втором курсе, и я обратился к студентам и преподавателям с бурной речью. Нас не выгнали, как ни странно, оставили. А потом, на пятом курсе, меня впервые арестовали. В 1972 году меня арестовали с чемоданом самиздата на Ярославском вокзале. Меня вызывали на допросы в КГБ, я думал, что посадят, но не только дали окончить институт, но и брали на дипломатическую работу.
...Я был тунеядцем, и уже за это меня могли просто посадить. Слава Богу, что родители могли меня кормить...
...Я вообще тогда про никакую науку не думал, я думал про литературу, про диссидентство, несколько раз ездил с приятелем посмотреть лагеря на северный приполярный Урал, и понял, что испугался. Испугался, что не выдержу физически. Мы зимой и летом ездили посмотреть, как зеки живут. Вроде как на охоту, на рыбалку, но на самом деле хотели смотреть и общались с конвоированными зеками, и я испугался. Просто потому, что я не хотел сесть в лагерь, в тюрьму, физически всего этого боялся, боялся. Все это мне показалось ужасным.
...Собственно говоря, в некотором смысле, наукой я тоже никогда не занимался, потому что, например, историк не считает меня историком, потому что я не сижу в архивах, каких-то вещей я просто не знаю, поскольку в МГИМО не учили. Но я избран в Академию наук по отделению «История» и по специальности «Российская история», сначала членом-корреспондентом, потом академиком. Но не думаю, что я что-то такое классически историческое написал.
...собственно, большой помощи от меня невозможно получить - не умею ничего делать.
...я не хожу ни в театр, ни в кино — никуда.
...У меня нет слуха, думаю, что я довольно тупой к музыке...
...У меня нет профессиональных интересов, в прямом смысле слова.
...Мой 26-летний сын работает в Министерстве экономического развития в Москве. Его не интересует политика, его интересует государство, Россия и так далее, потому что он совсем не интеллектуал. ...Кстати, я своего сына не заставляю книжек читать, он ничего не знает, никаких стихов никогда не читал, ему это не надо - и ради Бога.
...Я абсолютно толерантный человек, но я не толерантен к людям, которые проповедуют расизм, гитлеризм, сталинизм, — тут никакой конвенции быть не может, со мной, во всяком случае»