|
|
Репрессии в СССР, ч.05: февральско-мартовский пленум ЦК
|
|
Начало 1937 года ознаменовалось "Процессом параллельного антисоветского троцкистского центра", он же Второй московский процесс - в январе 1937 г. Серебряков и Пятаков вместе с еще 11 подсудимыми (самый известный из них - бывший командующий МВО и СКВО Муралов, исключенный из партии за троцкизм в 1927 г.) были расстреляны, Радек и Сокольников вместе с еще 2 подсудимыми приговорены к тюремному заключению. От подсудимых были получены показания против являвшихся кандидатами в члены ЦК Бухарина и Рыкова (ранее суды затрагивали лиц, давно снятых с руководящих партийных должностей, а чаще исключенных из партии), таким образом тема Бухарина и Рыкова стала главной на открывшемся 23 февраля 1937 г. пленуме ЦК ВКП(б), протоколы которого можно почитать здесь.
Перед пленумом скончался (предположительно покончил жизнь самоубийством, официальная причина смерти - сердечный приступ) член Политбюро Серго Орджоникидзе, открылся же пемнум речью Ежова с обвинениями против Бухарина и его сторонников. Бухарин в письме Политбюро 20 февраля и в заявлении ЦК 22 февраля потребовал политической реабилитации и обвинил давших на него показания бывших троцкистов (прежде всего Радека) в клевете.
Пленум открылся с речи Ежова с обвинениями в адрес Бухарина, после этого резко против Бухарина высказался также Микоян (в скобках заметим - критик Сталина в хрущевские годы); оправдательная речь Бухарина была встречена многочисленными вопросами (в том числе самого Сталина) о его контактах с оппозиционерами, как и речь Рыкова на следующий день.
С обвинениями на Бухарина и Рыкова обрушились практически все выступавшие (включая таких видных деятелей партии, как Калинин, Молотов, Ворошилов и т.д.); примечательным можно назвать выступление Ягоды, являвшегося на тот момент наркомом связи и обвинившего своего предшественника Рыкова во вредительстве на основании недостатков в работе наркомата.
Вспомнили обвиняемым и теоретические расхождения с Лениным, и их высказывания против коллективизации (Каганович: Потому, что если вы характеризуете партию как тюрьму, как каземат, если вы характеризуете государство как военно-феодальную эксплуатацию крестьянства, то любой сделает из этого соответствующий вывод.)
27 февраля решением пленума Бухарин и Рыков были исключены из партии, их дела переданы в НКВД (Ежов настаивал на немедленном предании суду)
На заседании 2 марта Ежов также обрушился с критикой на Ягоду, назвав работу НКВД при нем неудовлетворительной (в частности, назвав режим содержания заключенных оппозиционеров слишком мягким).
О выявлении троцкистов (с именами) в возглавляемой им Московской парторганизации говорил и Хрущев.
Позиция Сталина на заключительном заседании была довольно умеренной - обвинив троцкистов в подрывной деятельности, он тем не менее высказался против огульного обвинения лиц, в течение короткого времени связанных с оппозиционерами:
"Следующий вопрос — о вредителях, диверсантах и о всех других агентах троцкистского и нетроцкистского типа, иностранных государств. Я думаю, что все товарищи поняли и осознали, что эта порода людей, каким бы флагом она не маскировалась, троцкистским или бухаринским, нам все равно, эта порода людей не имеет ничего общего с каким бы то ни было политическим течением в рабочем движении. Это оголтелая банда наемный убийц, диверсантов, шпионов, вредителей и т. д., и т. д. Это, я думаю, люди поняли и осознали. Но я боюсь, что в речах некоторых товарищей скользила мысль о том, что: давай теперь направо и налево бить всякого, кто когда-либо шел по одной улице с каким-либо троцкистом или кто когда-либо в одной общественной столовой где-то по соседству с троцкистом обедал. Давай теперь бить направо и налево.
Это не выйдет, это не годится. Среди бывших троцкистов у нас имеются замечательные люди, вы это знаете, хорошие работники который случайно попали к троцкистам, потом порвали с ними и работают, как настоящие большевики, которым завидовать можно. Одним из таких был т. Дзержинский. (Голос с места. Кто?) Тов. Дзержинский, вы его знали. Поэтому, громя троцкистские гнезда, вы должны оглядываться, видеть кругом, дорогие товарищи, и бить с разбором, не придираясь к людям, не придираясь к отдельным товарищам, которые когда-то, повторяю, случайно по одной улице с троцкистом проходили. Вот это — второй вопрос."
Во время работы пленума был составлен и первый из так называемых "расстрельных списков" - глава НКВД (на тот момент Ежов) по итогам своего разбирательства подавал Сталину или его ближайшим соратникам по Политбюро (Молотов, Ворошилов, Жданов, Каганович) список обвиняемых с пометкой "категории" (1 категория означала расстрел), Сталин ставил резолюцию, далее списки направлялись Военной коллегии Верховного суда, формально принимавшей решение по делу. В первом расстрельном списке из 479 человек оказались видный философ Стэн (ранее член оппозиционной группы Шацкина и Ломинадзе), первый нарком почт и телеграфов Глебов-Авилов (член бухаринской оппозиции), но также и не входивший в состав оппозиций Юрий Коцюбинский (видный деятель украинских коммунистов со времен Гражданской войны, зампред СНК и председатель Госплана УССР в 1933-36 гг., арестован в октябре 1936 г. по обвинению в связи с Пятаковым).
Обстановка в партии стала нездоровой окончательной - лидеры перестали доверять ближайшему окружению, средние слои боялись как заговорщиков, так и оказаться обвиненными самим и т.д. Сыграл роль и принцип "вали все на предшественника" (как Ягода обвинял Рыкова, так и Ежов Ягоду).
Среди наиболее резко выступавших против Бухарина и Рыкова оказались Ягода и Икрамов, оказавшиеся с ними подсудимым на одном процессе), а также еще несколько будущих жертв репрессий ближайшего времени, как Чубарь и Межлаук.
Источник |
| Печать |
| В начало |
|
